Восточный Базар

Сказания, которые сохранили в своих песках пустыни Ближнего Востока, повествуют об одном меджнуне (безумец, одержимый джиннами - прим.), странствовавшем на протяжении многих десятков лет, по следам давно почивших городов древности. Говорят, будто мог он говорить с джиннами, понимать язык животных, творить чудеса, но более всего - являть людям мудрость, что превыше всего остального. Древнюю мудрость, счёт которой был измерен сединой многих тысячелетий. В мудрости этой была запечатлена сама истина. Но страшились люди её, потому что не каждому хватало мужества слушать правду, произносимую устами безумного мудреца. И не случайно. Была она суровой в своей правдивости, и часто шла вразрез с тем, что люди хотели услышать. Жил этот меджнун столь давно, что ныне имя его не более чем отголосок и эхо, дуновение, лишь изредка доносящееся ветром до слуха утомлённого странника, бредущего по пескам ночи, освещаемой светом звёзд и луны. Лишь изречения, сказания, да немногие сохранившиеся стихи и суры книги запретной, оставленной им, могут поведать о деяниях, да жизни его. Жизнь его была полна не только чудес великих, но и поступков, лишь на первый взгляд незначительных. Но так часто воспринимают безумцев, чей ум становится вместилищем не разума, но премудрости - люди мерят их по себе, не замечая своей собственной малости перед тем, что неподвластно их пониманию. Потому и события некоторые они считают незначительными, ведь и сами собой они ничего значительного не представляют.

Сказания говорят, будто во времена, когда Дамаск был столицей Омейядского халифата, появился в городе некий безумец, который призвал правителя отменить эдикт, который предписывал уничтожать все художественные изображения, включая иконы и идолы. Безумцем этим был никто иной, как меджнун, о котором было сказано выше. Когда-то, как молвят обрывочно летописи, благословил он родоначальника Омейядов - Муавия - и потомков его, на долгое царствие над арабским народом и процветание, если только сабиям, или тем, кто поклонялись Богу через образы и подобия, будет позволено беспрепятственно нести свою веру. Не прошло и одного века, как благословение обернулось проклятием, из-за эдикта потомка Муавия.

Много всего утекло с тех пор, ведь жизнь подобна реке, которая всегда пребывает в движении. Умер правитель Омейядов, издавший эдикт, а затем и сын его, а после и весь род Омейядов потерял свою власть над арабским народом. И молвили люди, будто причиной тому был именно меджнун. В те времена его часто можно было встретить на площадях и базарах Дамаска, где читал он свои стихи, да проповеди о грядущем конце времён, да начале начал. Многие стекались к нему, чтоб послушать премудрость, да испросить совета. Некоторые и вовсе хотели разрешить свои споры. И каждый получал ответ, но не каждый оставался им доволен. Потому что где много мудрости, много и печали. И такова участь, как безумца, так и мудреца.

В один из тех давних солнечных дней, чей отголосок мы ныне видим на выжженных самим временем предгорьях пустыни Сирийской, читал он некоторые суры книги своей на Дамаском базаре, который жители называли «Восточным» - ведь стекались туда торговцы со всего Ближнего Востока. И слушали люди его со страхом и восхищением. И не удивительно это. Однако, часто говорил он, что лишь немногое из узнанного за долгую жизнь его может поведать он массам, а тайное и запретное - лишь избранным. И предупреждал тех немногих, что знание это может свести с ума, и кого-то сделать безумным мудрецом, а кого-то - обычным безумцем. Но такова всегда была цена настоящего знания.

И вот в тот самый миг, когда он объяснял то, что дозволено было объяснять всякому, к нему подошло двое сабиев, которые владели халдейским искусством магии и предсказаний. И стали расспрашивать они его о том, как создавать идолов древних, подобных богам Египта, чьи уста могли глаголить и отвечать, да как различать металлы планет, да создавать амулеты и талисманы. И много слов было произнесено ими. Но как сказал им меджнун: «Истина не в слове, и особенно - не в украденном слове». Возмутились его словам сабии, и призвали к ответу, и потребовали объяснений. Не знали они, что был он не только мудрецом, но пророком, которому было ведано не только будущее, но и прошлое. Он произнёс:

- Вот вы пришли ко мне под личиной звёздопоклонников, называете себя сабиями, и причисляете себе халдейскую премудрость. Я знаю сабиев. Я сам был рождён среди них. Моя мать исповедовала сабеизм, этот древний отголосок знаний вавилонян и ассирийцев. Она поклонялась звёздам и обоготворяла небесные светила. Она научила меня этому знанию. Но мой отец был иным. Он был правоверным мусульманином, который строго следовал заветам Мухаммеда. И хотя вера последнего мне не близка, но заветы его мной почитаемы. И среди них нет преклонения перед ложью и воровством. Нет этого и среди веры моей матери. Нет этого и во мне. Но вы иные. Под личиной сабиев, вы не лучше обычных шайтанов, принимающих иногда человеческий облик, но при этом следующих за своим господом Иблисом - отцом лжи. Я знаю вас. Знаю также хорошо, как и джиннов пустыни, и джиннов за пределами звёзд блуждающих. Знаю вас не хуже, чем семерых богов, чьи небесные тела лишь образы их неземного величия. Я знаю, что знание своё вы украли у тех, кто стяжал его трудом тяжким, добыв его в горниле испытаний, ошибок и опыта. Вы одели одежды звездопоклонников, но внутри остались прежними. Вы пытаетесь постичь не для того, чтоб овладеть, но для того, чтоб продать. И это нас отличает. И это отличает вас от сабиев, которыми вы себя называете, но которыми не являетесь. Порой знание меняет и вора. Но никакое знание не изменит того, у кого цель не знание, но накопление.

Вот ты, кто учился искусству предсказаний у того, кто позволил тебе записать слова его, чтоб применять их после. Что сделал ты со знанием, полученным от него? Со знанием, которое должно было остаться тайным? Ты продаёшь его на базарах, подобно ненасытному до золота безумцу, который утратив разум, так и не обрёл мудрость и умеренность. Не говорил ли тебе твой учитель, что знание это не для торговли? Никогда тебе не стать сабием, даже если будешь учиться у величайшего. Вору закрыты врата мудрости.

А ты, кто выкрал знание из дома пророка - что делаешь ты с писанием его? Лишь переписываешь и продаёшь. Что создал ты сам за всю свою жизнь? Всегда ты метаешься от одного к другому, называя себя то сабием, то магометанином, говоря будто вобрал в себя оба. Ты меняешь обличье, как непостоянная в небе луна, но никогда тебе не стать светозарным солнцем. Ты всегда будешь лишь бледно отражать свет величия других.

Мне нечего сказать ворам, которые при свете дня пытаются украсть то, что им не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Но вы пришли в лучшее для себя место. Восточный базар - рай для торговцев, как и для воров. И жаль, что воров становится здесь день ото дня больше, чем честных торговцев. Такова участь времени, и что-то мне подсказывает, что даже за века это останется неизменным. Всегда будут те, кто ищут и трудом достигают, как и те, кто забирают, себе присуждают, не овладевают, но затем продают. Впрочем, я не судья. Пусть боги сами вас судят.

Два сабия лишь улыбались словам безумца, всем говоря что это ложь. Но Восточный базар - место великих иллюзий, где за бесценок продают сокровища и за горы золота - никчёмную мишуру. Это место, где шарлатан предстаёт учителем, а из учителя делают шарлатана. Лишь изредка здесь можно найти настоящие сокровища. Ди и видны они лишь немногим.

Говорят, будто спустя несколько лет меджнун покинул Дамаск и удалился в пустыню, где провёл свои последние дни, оставив после себя завет, который назвал «Голоса Джиннов». Но правда это или нет - об этом ныне может поведать лишь ночной ветер пустыни. Так говорят.

Мы в социальных сетях

Подписаться на блог